Пещерный дайв
на Мраморном Карьере


Заметки Лёхи Индейца

А что потом? И будет ли потом?
Знать не хочу, про всё на свете зная.
Словами с одинаковым хвостом
Красна моя пещера расписная

Здесь нет теней. Одна искрится тьма
Тьму отражая светят миражи
Осколки одинокого ума
Все карты мира, неба чертежи

©В. Бутусов

О самом карьере, и о дороге к нему, я написал еще в недалеком две тысячи пятом, так что теперь могу расслабиться и пробежаться лишь по изменениям, да и углублениям согласно приобретенного жизненного опыта и утраченной романтической нотки =)).
Дорога, как и прежде, триста верст. Участок от Питера до Приозерска приходит в негодность, в то время как от Лахденпохьи до Рускеалы раскатан новенький асфальт, да и авто значительно меньше (количество плюс качество потихоньку сдвигаются в финскую сторону, что конечно радует). Гравийный участок составляет сорок километров - как некий искусственный барьер к Земле Санникова =))). Маршрут уложился в отрезок времени восемь тридцать - тринадцать ноль ноль.
Лучи Солнца уже щедро освещали искусственную проточину камня, и пробивая слой ключевой воды вязли в мраморной пыли. В пещерах, куда нонче путь лежал, таилась мгла. Но были путеводные нити проложенные спелеологами-любителями Маркаряном Андреем, да Ивановым Мишей.
И вот мы, Sky, Hop-Hop & Nave, закинув на спины по семьдесят кило снаряги, пошли вдоль тех путеводных перил. Свет дня остановился и угас на первой десятке метров, оставив за спиной зеленый квадрат проема. Фонари обшаривали чистые гранитные стенки, взвесь не держалась на коричневых прожилках камня, и взор то упирается в чистый дробленый холод мрамора, то утопает в темени. Лишь белая нить Ариадны, размеченная стрелками маркеров, по закрепам тянет вперед, надежно указывая все преломления в пути из тьмы во тьму. Шли к колодцу.
После очередного поворота веревка потянулась к высвеченной зеленым светом арке. Поднялись вслед за ней к открытому воздуху. Оказались в широком, метров десять в диаметре, колодце, стены которого, поросшие влажным мхом, сами представляли множество арок. Наверху, ограниченное периметром склоненной листвы крон деревьев, светилось голубое июльское небо. Отражение света в воде играло волнами на камне.
Изо рта поднимался пар. Под нами били ключевые источники, и в середине лета, здесь на поверхности, температура застряла на плюс четырех. Коробка фотика напоминала достанное из холодильника мороженное. Все вокруг мокрое, протереть нечем. Слизав капли влаги с объектива сделал несколько необъективных снимков =)).
Дрожа от холода после пятнадцати минут на свежем воздухе пошел вслед за, пускающими пузыри отработанной смеси, друганами. Пронырнув ход пещеры вновь оказались в основном разломе карьера, где поднявшись на высоту пяти метров (именно здесь проходил температурный клин) отогрелся в двенадцатиградусной водичке.
Дальше пошли по галереям. Это сеть соединенных сводчатых арок вдоль одной из сторон карьера. По ним проплывали как три нити оверлока - входили в темень грота, левый поворот - зеленый свет. Чуть ближе к выходу опять направо, погружаемся в черный развал и влево на свет. Так совершили с десять размашистых стяжков, водя фонариком по изломам каменной породы, наблюдая дружное журчание пузырей к сводам, и будучи пойманными в ловушку физических законов, обреченно образующих там большие переливающиеся кислородные мешки - последний выдох дядюшки ПЖ. =)
А под ногами, на глубине пятнашки метров, все это время стояла белая молочная смесь. Погруженное в нее любое тело теряло очертания и формы. Фонарик гас, как будто села батарейка. Белая взвесь мраморной крошки. Бесследно поглотит и сохранит все к ней пришедшее.

Ночевать остановились в Евангелическо-Лютеранском Приходе. Дружелюбно принявшее нас заведение (это слово почему то никак не хочет вписываться в контекст, хотя не ругательство вовсе), расположило свою низкую крестообразную постройку, в полукилометре от карьера. Расположение думаю не взаимосвязанное. Отец и содержатель прихода - седовласый финн, игравший по утрам на клавесине в маленькой, отведенной под священное действо комнате. Те ж комнаты, где предлагают постой - аккуратны без излишеств. Все чисто, кровати, полотенца, вешалки, свет. Туалет не ограничен одним номером. На подоконниках цветы. Расклеены повсюду записочки на финском - видно это забывчивая нация, иначе зачем писать (впрочем изредка продублировано и на русском) в туалете "закрыв дверь не забудь ее потом открыть". Большая столовая комната, где подаються вкусные и довольно богатые по асортименту завтраки, обеды и ужины в режиме шведского стола. Гостиная с телевизором. Сауна.
Плотно поужинав, наша группа любителей вод, расположилась в уличной беседке, не по далече от мангала. Все таки мы народ со своими неискоренимыми привычками. И после сытной пищи все в одно жарим сосиски на углях, щедро заливая их глотками вина. День прошел и было что обсудить, предшествующие ошибки, будущие поправки. Да и свежих баек от нового люда, от давно не пересекавшихся друзей.
Вечер. Луна. Вой собак.

Наутро, прогулявшись поверху раскопок и не найдя никаких грибов пошли .... нырять. О как это свежо и ново!
Забили плотно карельским воздухом спарки из компрессора, стоящего не в далеке палаточным лагерем Pro-Diving клуба (спасибо Сергей), и в воду.
В этот раз совершили бассейное купание в котловане, обследовав его границы.
Нашли щель в коей Маркарян упражнялся в выживании. Оставили на "потом".
Нашли вертикальную штольню с уходящей в нее трубной нитью откачивающего грунтовые воды насоса. Оставили на "потом".
Прошли галереи - красота она должна всегда напоминать о себе. Оставили себе.
Дошли до неизменного места жительства карасей и устроили с ними бедную фото-сессию. Оставили на еще.
Прошли над выщербом, извлеченного для Исакия, мрамора. Пусть был.
Пролетели над свалкой грузовиков, покрутив за баранки. Пусть есть.
У взлетевшего, но повисшего, как воздушный шарик пяточка, на тросе пожарного баллона, пошли наружу. Пусть будет.
Этот дайв по времени и воздуху уложился в первый.

Дорога обратно сказкой ложилась под колеса пустого авто. Кучерявые облака на голубом небосводе, зеленые луга и лазурные воды, пытались своей неописуемой красотой задержать в этой северной стране.
Какая к черту работа?
Какой к черту копченый город?
Когда здесь все так чисто,
безмятежно
и тихо.

Но инстинкт,
по другому объяснить не могу,
гнал сопротивляющийся организм в серокаменные джунгли болотной столицы нашей родины,
в Северную Пальмиру,
в град Петра.

Туда, откуда все начинается.